Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Все тысячи веков до нас тут ели-пили
То нищий, то богач, валились спать средь пыли.
Сушило солнце прах, дожди его мочили...
Куда ни наступи, всё это люди были.
Над глиною гончар опять занес кулак...
Глазами видит он, а разумом — никак:
Не зная удержу, он топчет и колотит
Несчастный прах отцов. Ну, разве можно так?
Довольно суеты, когда одно я чту:
Из рук прелестницы в шатре хмельное чту,
Блаженство нищеты в гульбе, в запое чту,
Меж Рыбой и Луной — вино земное чту!
На пиршестве ума сверкнула мысль одна,
Сегодня на земле на всех устах она:
«Когда заявят, мол, вина лежит на пьющем,
Не слушайте! Творец и тот сказал: "Вина!"».
Как мяч катящийся, миры в глазах кружат.
Вселенной грош цена!.. Блуждает пьяный взгляд.
Ах да!.. Вчерашний день я пропил этой ночью.
Кабатчик ликовал: «Ого, какой заклад!»
Прозрачной радостью дарящее вино
В руках моих приют нашло себе давно.
Не всматривайся, что держу в руке всегда я,
Вгляделся б, держит как меня в руках оно!
Вот мы, вино, певец и этот ветхий дом.
И сердце, и душа наполнены вином,
Свободны от надежд, от страха пред Судом,
От праха с воздухом и от воды с огнем!
Гуляя по лугам, заметил я у ног
Алеющий в траве печальный лепесток.
«Я разве не тебя вложил в письмо любимой?» —
«Увы! В твое письмо прокрался ветерок...»
Там роза, вижу я, поникла на лужок;
Поодаль — вырванный помятый лепесток.
«Кого теперь винить? Чадру с меня сорвали... Увы!
К невинности подкрался ветерок...»
Тюльпан приотгибал багровый лепесток —
Жасмину открывал сердечный свой ожог:
«Не мне снимать чадру с лица прекрасной розы.
Увы! К невинности подкрался ветерок...»