Как часто говорят в делах: еще успею.
Но надобно признаться в том,
Что это говорят, спросяся не с умом,
А с леностью своею.
Земля в унынии, она больным-больна...
И к ней нагрянула весна хмельным-хмельна,
В зеленой шали вновь лицо земли прекрасно,
И снова в кубках жизнь (испей!) полным-полна!
Саки! Хороших вин и поутру не прячь,
Лежащим во хмелю целебный хмель назначь.
Я, развалившись, пью среди развалин Смерти.
О развалившейся вселенной посудачь!
Саки! Как телу — хлеб, душе — рубин хмельной.
Рассветным солнцем ты встаешь передо мной.
Припасть к твоим стопам и умереть со вздохом
Милей тысячекрат, чем вечно жить, как Ной.
Вставай, притопни-ка! Мы будем хлопать в лад.
Нарциссы свалит хмель, пока на нас глядят!
Что двадцать?! Хорошо, когда плясун в ударе.
А как ударим мы, коль будет шестьдесят!
Саки! Я как свеча, уставшая пылать,
Живым огнем вина зажги ее опять. Ах!
Чистое вино, рубиновое чудо:
Устами припадешь, и уст не оторвать.
Саки! Пока скорблю, у счастья не в чести я.
Блаженства вне вина не смог нигде найти я.
Налей! Глоток с утра — тот миг, тот взлет души,
Какой из всех людей познал один Мессия.
Встань! Сердце снадобьем известным успокой,
Душистым, пламенным, прелестным — успокой:
Вином рубиновым, желая нас утешить,
Да чангом яшмовым чудесным успокой.
Стряхни скорей, стряхни остатки сна, саки,
Плесни скорей, плесни вина-пьяна, саки!
Пока из чаш-голов не сделали кувшина,
По чашам расцеди кувшин вина, саки!
Саки! Ночная мгла зарей разорена:
Проснись и посмотри! Доспишь потом сполна.
Нарциссы сонные раскрой, как два окна,
Зороастрийского подай скорей вина!
Вчера я шел одной из розовых аллей.
Две тысячи Лобат, проливших кровь на ней,
На тайном языке все как одна шептали:
«Ты чашу наклони! Но капли не пролей!»