Вино запрещено, но есть четыре «но»:
Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьет вино.
При соблюдении сих четырех условий
Всем здравомыслящим вино разрешено.
Размахивает рок огнивом и кремнем,
Не в силах прихватить промокший трут огнем:
То врозь нас разнесет, то сдвинет и ударит...
Мы врозь — проклятие! Но и когда вдвоем...
Все хуже без тебя, и все полней печаль.
С утра, не как вчера, еще больней печаль.
Кто плакал на земле, не обо мне ль рыдали?
Все дальше от тебя, и все сильней печаль.
Пришла любовь — ушла, как будто кровь из жид
Вконец опустошен — я полон той, кем жил.
Любимой раздарил всего себя до крохи,
Весь, кроме имени, стал той, кого любил.
Как сердце, изведясь, сожгло здоровье мне!
О, как невмоготу с его любовью — мне!
В заветный час вином влюбленных одаряют,
Но чашу наполнять привыкли кровью мне.
Поля печальных глин — родимый край для нас.
На пару дней весь ад, весь этот рай для нас.
Сегодняшний кувшин с водою ключевою
И завтрашний кирпич — вот урожай для нас.
Я радость за подол — но вырвалась она.
Я к чаше — но в уста не капнуло вина.
Мой век, мой долгий день уже склонился к ночи;
Все прожитые дни для сердца — ночь одна.
С восходом солнца день в наш спящий дом заходит
И снизу доверху его с огнем обходит.
С восходом солнца день ворует жизнь у нас:
По всем ухваткам вор, коль с фонарем приходит.
В усладу никогда хмельного не вкушу,
Пока и скорбного, и злого не вкушу.
В солонку друга хлеб я не макну, коль прежде
Из печени своей жаркого не вкушу.
Служило верою и правдой сердце мне.
Усталое, взбодрить бы надо сердце мне.
И подал друг вчера живительную чашу.
«Не пью». Но он сказал: «Порадуй сердце мне!»
Над розами звенит весна-ворожея.
Пиры во всех садах, близ каждого жилья.
На волю все, в поля, в пыланье гулистана!..
Безлюдье. Скорбь о ней. И кладбище. И я.