Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
О, были бы помыслы чисты! А остальное все приложится.
Наука посмеяться над собой
среди других наук — дитя дурное;
она не в моде нынче, не в чести,
как будто бы сулит одни мытарства...
А между тем, чтоб честь свою спасти,
не отыскать надежнее лекарства.
И это все у нас в крови,
хоть этому не обучали:
чем выше музыка любви,
тем громче музыка печали,
чем громче музыка печали,
тем чище музыка любви.
Жизнь длиннее, чем надежда,
но короче, чем любовь.
Среди стерни и незабудок
не нами выбрана стезя,
и родина — есть предрассудок,
который победить нельзя.
На новый лад судьбу не перешить.
Самодовольство — горькое блаженство.
Искусство всё простить и жажда жить —
недосягаемое совершенство.
Мы сами себе сочиняем и песни и судьбы,
и горе тому, кто одернет не вовремя нас...
Давайте жить, во всем друг другу потакая, —
тем более что жизнь короткая такая.
Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.
Зачем мы перешли на «ты»?
За это нам и перепало —
на грош любви и простоты,
а что-то главное пропало.
Чувство меры и чувство ответственности не присущи унылой посредственности. Сладость жертвы и горечь вины ей не свойственны и не даны.