Самый счастливый человек тот,
Кто дает счастье наибольшему числу людей.
Достоин славы тот, кто впрямь не пустослов,
Кто стать как кипарис, как лилия, готов:
Он — сотней рук своих — и не взмахнет ни разу.
Она всегда молчит — десятком языков.
Вокруг — толпа ослов. У каждого, увы,
Бездумный барабан на месте головы.
Ты хочешь, чтоб они тебе лизали пятки?
Прославься чем-нибудь. Они — рабы молвы.
Вот и вернулся ты! Но — с согнутым хребтом,
Забыт по имени, ты вьючным стал скотом.
Холеных пять ногтей срослись в одно копыто,
Сместилась борода и сделалась хвостом.
«Путем Аллаха» слыл ходжа — «Рохалло Ку»,
Ох и потешил спесь он на своем веку!
А нынче на его дворце сидит кукушка
И вспомнить прозвище не может: «Ку... Ку-ку...»
Сторожевого пса в тебя вселился дух:
Где речи бы звучать, одно рычанье вслух,
Обличием — лиса, опасливостыо — заяц,
Броском коварным — барс, к слезам по-волчьи глух.
Тот не мужчина, в ком настолько нрав дурной,
Что не польсти ему, избрызжется слюной..
Вон тот наглец — «Ладонь, Дарующая Благо»?
Хитрец! И впрямь ладонь... но тыльной стороной.
И стыд: венцом заслуг хвалу толпы считать,—
И срам: на небеса кивая, причитать.
Душистым торговать вином предпочитаю,
Чтоб тяжкий дух ханжей поменьше замечать.
Блудницу шейх корил: «Ты любишь пить и петь,
Тебя любой ловец заманивает в сеть!» —
«Ты прав. Я такова, какой меня ты видишь.
А то, что вижу я,— таков ли ты, ответь!»
Вчера, безмерно пьян, иду в кабак ночной,
Навстречу мне кувшин несет старик хмельной.
«О, старец! Почему ты не стыдишься Бога?» —
«Господь всемилостив. Испей вина со мной».
«Полно у казия и муфтия бумаг,
Весь Божий путь по ним обскажут, что и как»,—
Так прежде я считал, в конце пути лишь понял:
Невежды, как и я. За кем я шел, простак!..