Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Разлукой сил лишишь, больным и стану я.
Надеждой опьянишь, хмельным и стану я.
Тебе ли спрашивать, каким предстану я?
О ком ты грезила, таким и стану я.
Свои зароки кто не забывал из нас,
Кто славу добрую не убивал из нас?
И мой запойный бред, прошу, не осуждайте:
Пьян от вина любви кто не бывал из нас?
Хвала тебе, живой родник, — устам твоим!
Не к чаше, лучше б я приник к устам твоим!..
Но если не в вине, то где ж найду отвагу,
Чтоб, осмелев, припасть на миг к устам твоим?
Моей подруге кровь цирюльник отворял.
Легка его рука: едва коснуться дал
Прелестнейшей из рук легчайшему из жал,
Ростком из мрамора пробился вдруг коралл.
Подробно оглядеть спешу привал земной,
Ищу сравнения, упущенного мной:
Довольно называть луной твой облик светлый
И с кипарисами равнять твой стан прямой.
К сиянию луны, красавицы ночной,
Добавлю я тепло, даримое свечой,
Сверканье сахара, осанку кипариса,
Журчание ручья... И выйдет облик твой.
Лицо твое — заря, а кудри — мрак ночей.
Фисташка сладких уст, миндаль живых очей.
Для сердца моего сам Бог избрал хозяйку:
Когда я без тебя — потерянный, ничей.
Стать ласковой со мной старается — никак,
Смирить свой нрав крутой старается — никак.
Представьте: кипарис, прямой как восклицанье,
Согнуться запятой старается — никак!
В мой предрассветный сад, где винная струя,
И музыкант, хмельной до полузабытья,
И птичий перезвон, и розы, и друзья,
О, нежная, сойди! Все приготовил я.
К другой я и на миг не упорхну никак,
Хотел бы, да любовь не обману никак.
В сиянии твоем слезами ослепленный,
Я на лицо другой и не взгляну никак.