О сколько нам открытий чудных
Готовит просвященья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений - парадоксов друг,
И случай, Бог изобретатель.
Если радуга долго держится, на нее перестают смотреть.
И человек великий — всего лишь человек.
Бояться горя — счастия не знать.
Смелые мысли играют роль передовых шашек в игре; они гибнут, но обеспечивают победу.
До тех пор пока ты не принял окончательное решение, тебя будут мучить сомнения, ты будешь все время помнить о том, что есть шанс повернуть назад, и это не даст тебе работать эффективно. Но в тот момент, когда ты решишься полностью посвятить себя своему делу, Провидение оказывается на твоей стороне. Начинают происходить такие вещи, которые не могли бы случиться при иных обстоятельствах... На что бы ты ни был способен, о чем бы ты ни мечтал, начни осуществлять это. Смелость придает человеку силу и даже магическую власть. Решайся!
Знание... беспредельно... оно совершенно противоположно вере.
Как оратору дар прозы, Рифмы дар тебе, поэт, - Розы жизни, юной розы Живописцу нужен цвет. Пусть стоит она, сверкая Несравненной красотой, Мысль о жизни возбуждая Свежей прелестью живой!
Человек является высшим, исконным объектом пластического искусства!
Мне всегда лучше работается после того, как я послушаю музыку.
- Да, сказал я, - держать в должном порядке такое многоголовое существо должно быть не легко.
- Многое достигается строгостью, - сказал Гёте, -еще больше любовью, но самое большее - внимательным отношением к делу и беспристрастной справедливостью, не взирающею на лица. Мне приходилось остерегаться двух врагов, которые могли стать опасными. Первым была моя страстная любовь к таланту, которая легко могла повести меня к пристрастию. Другого я не назову, но вы догадаетесь и так. В нашем театре было много и красивых! и молодых женщин, и вдобавок обладавших душевной прелестью. Ко многим из них я чувствовал страстное влечение; бывало и так, что и мне шли навстречу. Но я сдерживал себя, и говорил: «довольно!» Я сознавал мое положение и сопряженный с ним долг. Я был в театре не частным человеком, но начальником учреждения, которого преуспеяние было мне дороже собственного мгновенного счастья. Позволь я себе увлечься любовной интрижкой, я стал бы компасом, который не может указывать правильно, когда подле него есть влияющий на него магнит. Но потому что я всегда оставался чисто в был себе господином, я был и господин театра, и никогда не лишался уважения, без которого невозможна никакая власть.